Пора меняться

Недавнее приглашение журналистов на встречу с председателем комитета Жанатом Ешмагамбетовым стало тому подтверждением: в ведомстве настроены сделать свою деятельность максимально прозрачной, исключив негативные проявления, и шагать вровень с зарубежными странами, где система работает четко.

Идет структура по этому пути уже не первый год, и результаты есть: если 10 лет тому назад Казахстан по количеству заключенных занимал в мировом рейтинге 31-е место, то сейчас наша страна находится на сотой ступеньке – 202 заключенных на 100 тыс. населения. То есть тюремное население сократилось практически в 2 раза – с 63 тыс. в 2010 году до 30 тыс. в году текущем, а количество лиц, подпадающих под пробацию, увеличилось с 33 тыс. до 60 тыс.

На пробации сейчас делается особый упор. И если прежде у нас действовали только две ее модели – приговорная и постпенитенциарная, то с января 2017 года Законом «О пробации» введены две дополнительные модели – досудебная и пенитенциарная.

Теперь система пробации охватывает все криминально опасные ситуации, в которые попадает человек, – от начального его конфликта с законом до работы по предупреждению совершения им новых преступлений.

– Важность службы пробации трудно переоценить, поскольку в стране ежегодно освобождаются из колоний порядка 10 тысяч граждан. И со всеми проводится работа для их подготовки к жизни на свободе, – подчеркнул Жанат Ешмагамбетов.

На сегодня служба пробации «приглядывает» за более чем 34 тыс. человек. Часть из них подпадает под какие-либо ограничения, остальные – на исправительных работах. Категорий подучетных несколько: впервые осужденные, их чуть больше 30 тыс., ранее судимые – 3 723, а также градация по полу, возрасту (до 18 и старше), иностранцы и лица без гражданства.

Сотрудники следят за соблюдением условий приговора, разъяс­няют обязанности, наложенные законом и судом. Обычно они работают в связке с местными исполнительными органами, по потребностям связываются с центрами социальной адаптации.

Основная задача пробации – не только помочь адаптироваться тем, кто недавно освободился, но и предотвратить их повторное попадание в места лишения свободы. К сожалению, добиться этого не всегда получается, статистика неумолима: достаточно высокий процент «подконтрольных» вновь встают на преступный путь, и 40% совершенных ими преступлений – это тяжкие или особо тяжкие. В текущем году ситуация осложнилась еще и карантинными условиями: многие бывшие заключенные оказались безработными ввиду карантинных мер, а дома в основном были заняты распитием спиртного, что и повлекло рост бытовых преступлений.

Почему же все-таки лица, вышедшие на свободу, опять попадают за решетку? Ведь с ними и правда проводится кропотливая работа: привлекаются психологи, воспитатели, составляется индивидуальный план работы, анализируется, почему оступился, учитывается семейное положение, ищутся родственники для восстановления связей, даются льготы.

В комитете не скрывают: не всегда и не все меры достигают цели своего воздействия. Причины самые разные. Например, алкоголь и наркотики – серьезнейший барьер для полноценной адаптации, и с такими людьми очень непросто работать.

Не исключен и такой момент: человек, привыкший с малолетства жить за колючей проволокой, порой и не видит себя вне системы. Выходя в очередной раз на свободу, он в скором времени вновь оказывается за решеткой, и то ли это своеобразная привычка – знакомый уклад, то ли неспособность социализироваться в новом мире. Хотя, говорят в КУИС, это все же единичные случаи, а вот иждивенцы – явление привычное, не умеющих и не желающих работать достаточно.

Между тем Александр Тереня, начальник управления по руководству службой пробации Комитета уголовно-исполнительной системы, уверен: будущее – за пробацией. Говорить так позволяет и улучшающееся с каждым годом материально-техническое оснащение в том числе. Сотрудники подчеркивают: нет задачи контролировать 24 часа в сутки, необходимо в первую очередь корректировать поведение, пробовать перевоспитать человека. Ведь из 34 тыс. стоящих на учете в службе пробации лишь 2 тыс. вышли из мест лишения свободы, остальные получили ограничения по решению суда, не покидая воли, и вот их и нужно приучать к самодисциплине, корректировать взгляды на жизнь.

Изменения грядут, но не скорые

Привели в комитете и такие цифры: на данный момент в рес­публике свыше 30 тыс. заключенных, у 25 тыс. из которых приговоры уже вступили в законную силу. Среди них почти 11 тыс. уже имели судимости ранее. Распределены они по 80 профильным учреждениям, среди которых 16 следственных изоляторов, 6 женских колоний, 17 колоний максимально строгого режима, 14 – средней безопасности, 5 – чрезвычайной безопасности, 2 – смешанной безопасности, 15 колоний-поселений, 3 – лечебные, одна для несовершеннолетних (воспитательная). И одна тюрьма – в Аркалыке.

По словам председателя комитета, главная задача подобных учреждений – восстановление социальной справедливости, исправление осужденных и предотвращение повторных преступ­лений. Основной путь исправления – соблюдение режима, то есть свода правил, нормативно-правовых актов: что обязан соблюдать заключенный, как себя обязаны вести сотрудники и что запрещено обеим сторонам.

Исправлять специфичный контингент непросто: 93% из 25 тыс. осужденных отбывают наказание за тяжкие и особо тяжкие преступления – грабежи, убийства, торговлю наркотиками. В ведомстве отмечают: гуманизация внесла свои коррективы, и попасть за решетку по принципу «украл курицу – посадили в тюрьму» невозможно (тут опять стоит вспомнить службу пробации). Сидят и правда за тяжкие преступления. К примеру, 27% приговоров вынесены за убийст­ва, 12% – за кражи, 10% – за тяжкий вред здоровью. Еще 2 705 человек совершили преступления против половой неприкосновенности, в том числе по отношению к несовершеннолетним (1 822). Четверо из них – женщины.

Такое количество заключенных находится под контролем у более чем 9 тыс. сотрудников, среди которых 1 680 медработников. Об их безопасности также зашла речь: на повестке дня стоит вопрос оснащения всех сотрудников регистраторами, а помещений – камерами. Как известно, зачастую осужденные, сами спровоцировав конфликт с работниками колоний, потом обращаются в правозащитные организации с целью привлечь внимание к фактам избиений со стороны сотрудников. А это влечет долгоиграющие проверки с написанием большого количества объяснительных, что порой занимает до 2–3 недель, а заканчивается в большинстве случаев отсутствием доказательств неправомерных действий сотрудников. Но ведь тратятся время, деньги и нервы, потому и бьются комитетчики за повышение уровня прозрачности – в своих же интересах.

– Ворота для участников Национального превентивного механизма открыты всегда, за год было не менее 700 посещений защитников, установлены ящики для обращений, уже смонтированы 48 терминалов для отправки жалоб в адрес прокуроров, до конца года они будут введены в эксплуатацию. Иного пути нет, да мы его и не ищем – все делается ради безопасности, – отметил Жанат Ешмагамбетов.

Что касается еще одного насущного вопроса – уже давно обсуждаемого покамерного содержания, то пока значимых подвижек в этом направлении не предвидится. Причина проста – задумка эта крайне дорогостоящая, хотя «дорожной картой» и предусмотренная.

– Да, лагерно-барачный режим содержания затрудняет проведение воспитательной работы. Даже те, кто уже готов встать на путь исправления, могут легко попасть под влияние так называемых авторитетов – избежать этого непросто, когда в отряде 120 человек, живущих вместе, – прокомментировал глава комитета. – Но чтобы перейти на мировые стандарты, вложения должны быть огромны: если возводить новые сооружения, это обойдется в несколько миллиардов тенге, так как технические требования к конструированию очень жесткие: определенная толщина забора – 6 метров, двери металлические, стены с высоким содержанием металла, чтобы исключить подкопы.

На сегодня из общего количества учреждений лишь 9 близки к желаемым условиям, а 64 по-прежнему остаются лагерно-барачного типа, построены еще в советское время.

К слову, прорабатывалась возможность организации нового формата и в рамках ГЧП, но предложенные варианты – непосильная ноша для бюджета. Да и не особо много нашлось желающих вложить собственные деньги: извлекаемая для бизнесмена выгода в таком деле – под большим вопросом. Вариант же целиком частных тюрем пока тоже не жизнеспособен – к этому надо прийти постепенно.

Пока в обозримом будущем реформации может подвергнуться лишь колония для несовершеннолетних, по мнению ведомства, наилучший вариант – расформировать ее и открыть участки по регионам. Колония находится в Алматы, и в ней содержатся всего 46 подростков (против прежнего количества в пару-тройку сотен) – опять-таки гуманизация сыграла свою роль.

Истории тамошних обитателей очень сложные, у большинства нет связи с родней, в основном это ребята из неблагополучных семей, и это главным образом натолкнуло на идею перемен. Единицы могут позволить себе приехать на свидание с детьми из других регионов, а ведь нехватка внимания со стороны семьи дополнительно усугубляет ситуацию и взгляды на жизнь у малолетних заключенных. К тому же решатся и финансовые вопросы: сейчас в облуживании колонии задействовано немало сотрудников, примерно 300 человек, а формирование локальных участков позволит обслуживать их сотрудниками местных колоний. Естественно, несовершеннолетние не будут пересекаться со взрослым контингентом – их «территории» будут расположены автономно.

Но реализовать планы быст­ро не получится – намерение требует внесения изменений в законодательство.

Еще одно направление, над которым работают в ведомстве, – создание более благоприятных условий для своих сотрудников. В комитете не скрывают: серьезных пробелов по этой части достаточно. Например, остро стоит вопрос профессионального выгорания, и неудивительно: попробуйте-ка все рабочие будни проводить средь лагерных стен в окружении весьма специфичного контингента. А психологов не хватает, как выясняется. По правилам положен один специа­лист на учреждение. Он проводит и индивидуальную работу, и групповую. Но сами же и признаются: система психологической помощи сотрудникам не развита – на это нет ни штатов, ни времени. Отсюда и заметная текучка кадров, и незакрытые вакансии.

Удивляют и заработные платы многих категорий сотрудников. Контролеры, например, получают от 120 тыс. тенге, помощник начальника учреждения – не более 220 тыс. При этом ответственность, энерго- и нервозатраты несоизмеримы. А вольнонаемные, те же бухгалтеры, и вовсе зарабатывают менее 100 тыс. Невысока оплата труда и у медиков, которых и так не хватает: аттестованный медицинский работник в погонах получает 125 тыс., не имея при этом права подрабатывать.

Правда, в новом году медикам будут положены жилищные выплаты – компенсация за наем жилья, в зависимости от регио­на и количества членов семьи. В среднем обещают выделять по 30–40 тыс. тенге на каждого. Кроме того, в течение 3 лет будет поэтапно повышаться зарплата, в целом на 30%. Руководство надеется, что подобные меры помогут значительно сократить нехватку медперсонала.