Dum spiro, spero

Из небрежно брошенного у мусорного бака мешка выпал альбом с фотографиями. От порыва ветра снимки разлетелись в разные стороны. Под ноги прохожим «падали», будто прося о пощаде, незнакомые люди. Кем они были – женщина в вышитой кофточке с девочкой на руках, мальчик в бескозырке, кудрявый парень с гитарой? Кто ж расскажет? А ветер все не унимался. Испуганными бабочками, смешиваясь с желтыми листьями, хороводом неслись, не зная куда, не только снимки, но и письма с открытками.
К счастью, альбомы и письма выб­расывают не так уж часто, а вот книги почти каждый день. Если удается, их пристраивают в биб­лиотеку, стопками складывают в подъезде, пытаются сдать на макулатуру. Менее сентиментальные просто сваливают их на улице, как надоевший хлам.

Что поделаешь, в наши дни все сильнее набирает обороты новая концепция мироустройства – вещевой минимализм. Концепция и в самом деле привлекательная. Ее девиз – не захламляйся и не привязывайся к вещам. Но что делать с тем содержимым наших шкафов, что составляет вещественную память?

Со всеми этими записочками, программками, фотографиями, рисунками, дневниками? Начинаешь листать старую книгу, которую соб­рался отправить на пожизненную ссылку родственникам школьного возраста, как вдруг обнаруживаешь в ней засушенный эдельвейс. И с теп­лым чувством вспоминаешь дорогую сердцу Алма-Ату, одноклассников, походы в горы, учителей. Как давно это было! Многое забылось, а вот этот крошечный цветок, который легко может превратиться в пыль, может напомнить тебе до мельчайших подробностей и синее, будто промытое, небо, радостное восхож­дение, канатную дорогу. И тебя, наивную и восторженную, какой ты уже не будешь никогда.

Но это твоя маленькая история – незаметный кирпичик в портрете эпохи. Со своими собственными архивами ты более или менее понимаешь, как быть. А вот что делать с чужими?

Живет себе тихонечко бабушка-старушка, хранит в заветной сумочке письма от жениха с фронта, который позже стал ее мужем. Перечитывает их каждый день. Вместе со своим Леней они прожили достойную и славную жизнь. Автор писем умер, а маленькая сухонькая старушка все живет в своей крошечной квартирке, пропахшей лекарствами и пылью.
Что ее держит на этом свете? Внуки и правнуки, которые приходят только по праздникам? Герань на окошке, старый толстый кот? Нет, ее держат, как ни странно, вот эти письма, сложенные фронтовыми треугольничками. Пожелтевшие письма с расплывшимися чернилами от слез, которые раз за разом капают на шершавую бумагу. Там, в этих письмах, настоящее. Молодость, любовь. Ей шестнадцать, ему двадцать два. И вся жизнь впереди. Придет день, и эти бесценные письма тоже небрежно будут выброшены. Прямо с потертым ридикюлем. Не стоит жалеть? Умом понимаю, но сердце щемит.

Люди уходят, но любовь-то остается. Наваливаются фантомные чувства, когда хочется позвать того, кого уже нет, поговорить, написать ему, докричаться. Один американский фермер в память о своей супруге посадил около 6 тыс. молодых дубочков. В центре этой рощи он оставил большую поляну в форме сердца, чтобы Джанет видела сверху. Дубы за годы вымахали, поэтому о символе любви ее мужа никто и не догадывался, пока кто-то, пролетая на воздушном шаре над этой дубравой, не увидел руко­творное «сердце в лесу», усаженное нарциссами.

Для чего все это? Эти письма, разговоры с фотографиями, дубы, нар­циссы? Лучше всего на этот вопрос отвечает латинская пословица Dum spiro, spero – пока дышу, надеюсь.
Чьи-то воспоминания на свалке оказываются каждый день. Их не спасти, хотя они тоже бесценное свидетельство истории. Эти люди жили, любили, творили. Они были! С горькой иронией думаю о том, что нашим архивам эта участь не грозит. Их можно будет уничтожить легко и изящно.
Одним нажатием клавиши на компьютере.