Жил человек по совести

Личность Ильяса Омарова словно подтверждала его стремление воплотить изречение Антона Чехова о том, что в человеке все должно быть прекрас­ным. Что же касается мнения творческой интеллигенции, то ее восторженные отзывы об Ильясе Омарове многочисленны. Трудно перечис­лить все публикации и письма из личного архива, в которых сотни представителей разных национальностей делятся свои­ми воспоминаниями об этом человеке.

К примеру, выдающийся режиссер XX века Наталия Сац в своей книге «Новеллы моей жизни» написала: «Я поговорила с Ильясом Омаровичем пятнадцать минут и после этого полюбила сразу всех казахов. Какая культура, такт, уважение к собеседнику, какая вера. Уверена: мой приезд в Казах­стан принесет здесь большую творческую пользу!»

Таковым было ее впечатление от первой встречи с Ильясом Омаровым в 1944 году, когда она приступила к работе режиссера Театра оперы и балета им. Абая. В тот момент Наталия Сац была освобождена от ссылки после ГУЛАГа, где провела несколько лет, будучи репрессированной в 1937 году. А Ильяс Омаров тогда занимал пост народного комиссара торговли Казахской ССР.

Впоследствии Ильяс Омаров и Наталия Сац сохранили уважительное и доброе отношение друг к другу.

В письме от 3 июня 1967 года писатель Юрий Казаков пишет: «Дорогой Ильяс Омарович! От Абдижамила Нурпеисова узнал о Вашем новом назначении, с чем от души Вас поздравляю. Поздравляю также всю казахскую культуру, ибо далеко не каждое Министерство культуры может похвастаться действительно культурным министром. От души радуюсь за казахских друзей и даже жалею, что я не казах».

Известный казахстанский писатель Дмитрий Снегин в воспоминаниях «Минуты откровения» написал в 1948 году: «Увидел я человека высокоинтеллигентного во всем – в голосе, в жесте, в одежде. И в том, как блестели из-под стекол очень пытливые глаза, как он улыбался и хмурился, читая мое прошение. Естественность и простота вызывали ответную открытость и доверие. Вспомнились слова Бауыржана Момышулы: «Ильяс – умница и само откровение».

Габит Мусрепов писал об Омарове так: «Если представить себе человека, сотворенного из таких черт, как нравственная чистота, неиссякаемая тяга к братству, непреклонное милосердие, который бы за всю свою жизнь не запятнал ни единой соринкой такие понятия, как гражданственность, человечность, справедливость, товарищество, дружба, то такой человек был бы никем иным, как Ильясом Омаровым». А при встречах с Габитом Мусреповым знаменитый писатель Александр Фадеев всегда спрашивал: «Как там поживает мудрец Ильяс Омаров?»

«Какие бы посты ни занимал Ильяс Омарович, он всегда отличался от чиновников масштабностью своей личности, а главное – простотой в отношении к людям и непременной доброжелательностью, – писала композитор Газиза Жубанова. – Я не помню ни одной премьеры оперы или балета, на которой не присутствовал бы он. Омаров знал все новые произведения писателей, композиторов, художников, он постоянно общался с людьми творчества и имел заслуженный авторитет среди них».

В богатой личной библиотеке Ильяса Омарова – главном наследстве, доставшемся его потомкам, – бережно хранятся десятки книг с дарственными надписями авторов. Например, в 1960 году свет увидела книга Мухтара Ауэзова «Караш-Караш». Сигнальный экземпляр книги Мухтар Омарханович подарил Ильясу Омаровичу с надписью «Лучшему из сущих, дорогому другу Ильясу дарю с неизменными дружескими порывами души».

Большая дружба связывала Ильяса Омарова и с Бауыржаном Момышулы. Легендарный батыр в дарственной надписи на своей книге «За нами Москва», подаренной Ильясу Омаровичу 19 декабря 1962 года, выразил свое отношение к нему следую­щими словами: «Ай эм глэд ту си ю! Ай лайк ю вери матч! Это правда! Умрет ли раньше младший или старший по возрасту – это вопрос не нашей компетенции. Я не хочу, чтобы я пережил тебя!»

Такую же фразу в отношении Ильяса Омарова слышали и из уст другого легендарного батыра – прославленного летчика дважды Героя Советского Союза Талгата Бегельдинова. Как о Человеке с большой буквы об Ильясе Омарове писали Абдижамил Нурпеисов, Олжас Сулейменов, Мухтар Шаханов, Какимбек Салыков, Шерхан Муртаза, Куаныш Султанов, Людмила Енисеева, Исаак Попов и многие другие известные люди.

Нравственный облик Ильяса Омарова – это воплощение таких понятий, как культура и демократичность. Человеческая культура и этика были неотъемлемы в его поведении с близкими, друзьями и в кругу семьи.

Уважительное отношение к любому человеку, независимо от чина, должности, звания, наг­рад и ученой степени, никогда не изменяло ему. Во всей внешности и в поведении Омарова чувствовались благородство и простота, не было ничего навязчивого, наносного, притворного. Он был подтянут и элегантен, хотя и далек от франтовства. Немалая заслуга в этом была его супруги Гульшат Сакиевны.

История любви этих людей, прекрасная и драматичная, длилась на протяжении всех тридцати шести лет их совместной жизни. Гульшат Сакиевна рассказывала, что ее супруг никогда не навязывал своего мнения, не страдал снобизмом и лицемерием, в трудных ситуа­циях сохранял выдержку, а снять создавшееся напряжение мог острой шуткой или метким словом.

Ильяс Омаров всегда опасался тенденциозности мышления, упрямства и узкого кругозора. Когда сталкивался с этим, то становился саркастичным, едко ироничным. Любил повторять, что людские недостатки первыми бросаются в глаза. «Ждите, и человек сам себя покажет, – говорил Омаров. – Не бывает, чтобы плохой человек не разоб­лачил себя неблаговидными делами. Когда его саморазоблачение станет очевидным, то разумный молча отдалится от него, не опускаясь до скандального выяснения отношений».

Было несколько случаев, когда он перестал общаться с людьми, совершившими подлость. Но даже тогда о них он ничего плохого не говорил, просто игнорировал.

Ильяс Омаров считал, что инакомыслие среди людей – неписаный закон жизни. Невозможно найти двух людей, которые бы смотрели на окружающую действительность абсолютно одинаково. Поэтому мнение каждого человека, не ослепленного непомерной амбициозностью и болезненным самоутверждением, является ценным для получения информации о реальной жизни, об обществе. Нетерпимость к инакомыслию он считал отсутствием культуры.

Остается загадкой, каким образом этот человек, рано осиротевший, выросший в Казкоммуне, достиг такого уровня духовного аристократизма и культуры? Почему в этом коммунисте не было ни капли дог­мы или нетерпимости? Почему человек, живший в реп­рессивной системе, не стал ее инструмен­том, а спасал людей и помогал им? Откуда эта культура и демократичность?

Ильяс Омаров родился 1 октяб­ря 1913 года в семье крестья­нина. С детства у него были великолепная память и мудрая речь. Отличная учеба в Казкоммуне – и вот он уже студент экономического факультета Среднеазиатского гос­университета в Ташкенте. На обед в студенческой столовой выдавали 200 граммов хлеба, тарелку жидких щей без мяса и тушеную капусту…

После окончания вуза его нап­равили работать директором техникума советской торговли в Кзыл-Орду, где позже он нашел свою вторую половину. Правда, из-за своей любви был уволен с поста директора техникума и положил на стол партийный билет. Случай по тем временам беспрецедентный. Ему не могли простить то, что он женился на дочери купца первой гильдии, дочери классового врага красавице Гульшат.

В годы войны, занимая ответственный пост наркома торговли СССР, Омаров настоял, чтобы выдающимся деятелям науки и культуры, проживавшим в Алма-Ате, комсомольцы-энтузиасты развозили горячие обеды. Так он пытался поддержать Каныша Сатпаева, Габита Мусрепова, Юрия Завадского, Самуила Маршака, Сергея Сергее­ва-Ценского и многих других.

Позже как депутат Верховного Совета Ильяс Омаров получал много писем из разных уголков Казахстана. Однажды к нему поступило заявление от ингушского аксакала Хасана Аушева (деда будущего героя афганской кампании Руслана Аушева), проживавшего в селе Узун-Агач Алма-Атинской области. В 1919 году Хасан был красным партизаном, воевал с деникинцами. А на старости лет он и его жена Патимат еле выживали за счет маленького урожая на приусадебном участке.

Сын аксакала – Беслан – жил отдельно от родителей в Чиликском районе Алма-Атинской области и был лишен права выезжать за пределы этого района – остаточные явления военной политики переселения. Ильяс Омаров решил этот вопрос довольно быстро: Хасан Аушев получил пенсию, а через некоторое время к нему пе­реехал сын Беслан.

Судьба не раз испытывала Омарова на прочность. Одно из важных испытаний выпало в конце 40-х годов прошлого века, когда он, будучи секретарем ЦК ВКП (б) Казахстана, курировал вопросы идеологии, пропаганды, культуры, науки и образования. В то время он выступил главным редактором фундаментального двухтомного труда «История Казахской ССР», в которой главы о ханах Абылае и Кенесары были написаны историком Ермуханом Бекмахановым.

11 октября 1949 года Ильяс Омаров получил из Москвы от академика Анны Панкратовой письмо, в котором были такие строки: «Среди ряда историков существует непременное стремление ухудшить историю казахского народа. Я совершенно не понимаю, почему грузинские цари или узбекские ханы могут считаться при аналогичных исторических условиях прогрессивными деятелями, а казахи должны чернить Абылая или Кенесары? Я ни в коем случае не могу стать на анти-исторический путь оценки этих виднейших деятелей казахской истории, тем более что наши критики не подтверждают своих выводов решительно никакими документами и историческими фактами».

Ильяс Омаров высоко ценил Панкратову, и ее письмо его порадовало. Он решил показать его первому секретарю ЦК ВКП (б) КазССР Жумабаю Шаяхметову, который тоже восхитился мужеством Панкратовой. Позже вышедшая в свет книга, вся ответственность за редактирование которой была на Ильясе Омарове, пользовалась популярностью в Казахстане. Но прошло два года, и вдруг поползли слухи. Открыто заговорили о казахском национализме. Стали появляться разоб­лачительные статьи в газетах и журналах. Авторы Ермухан Бекмаханов и Бек Сулейменов получили сроки в лагерях. На допросах очень мужественно вел себя Бекмаханов, отказавшийся давать показания против Панкратовой и Омарова.

Тем не менее в ЦК Компартии КазССР решили поставить воп­рос о политических просчетах и ошибках секретаря ЦК Ильяса Омарова. Результатами допросов интересовались в Москве. В разговоре с первым руководителем республики Омаров отчетливо понял, что кто-то звонил Шаяхметову из Кремля, и этот кто-то пользовался особым доверием Сталина. Был выход: можно было бы объяс­нить, что Омаров – не историк, а втянут в неприятную историю благодаря крупному ученому Анне Панкратовой. А уж с ней-то ничего не случится, поскольку Сталин знал ее лично со времен гражданской войны. В 1946 году она даже получила Сталинскую премию.

Но Ильяс Омаров твердо сказал, что на такое предательство не пойдет. Письмо Панкратовой, которое так жаждала получить Москва и которое гарантировало спасение Омарова, Шаяхметов так и не получил.

Через день состоялось заседание бюро ЦК, на котором Омарова критиковали за беспринципность и потакание казахскому национализму. Ильяс Омаров ответил, что считает Бекмаханова добросовестным историком и профессионалом, а тех, кто очерняет его труды, – тенденциозными, руководствующимися лженаучными соображениями людьми.

После этих слов поднялась невообразимая шумиха. Все завершилось тем, что Омарова сняли с должности.

После этого был тяжелый год вынужденной безработицы, полный неопределенности. В отношении Ильяса Омарова могли быть приняты самые жестокие репрессивные меры. Это понимали верные друзья, которые в Москве встретились с влиятельными людьми, уважавшими Омарова. И они откликнулись: на встрече с Микояном и Сусловым вопрос был решен.

Позже Ильяс Омаров простил всех: и тех, кто отвернулся от него в трудные времена, и тех, кто писал порочащие его статьи
в журналах, и председателя парт­кома, требовавшего его партбилет. Вернувшись в высшие эшелоны власти, он подавал руку помощи этим людям. Друзья
и родственники упрекали его, на что он отвечал: «Люди – рабы обстоятельств. Виноват не отдельный человек, а вся система. Народ все видит и слышит. Чтобы забыть о причиненном зле, требуется мужество».

Ильяс Омаров был назначен секретарем Северо-Казахстанского обкома партии, после чего был переведен на работу в Совет Министров КазССР. Спустя год он стал заместителем Госплана Казахской ССР, а позже – первым заместителем. Приход Омарова в Госплан совпал с периодом «косыгинских реформ» в экономике. По мнению известного казахстанского экономиста Жарысбека Абуталипова, Омаров стоял у истоков экономической реформы в республике 1965 года.

По его инициативе был организован научно-исследовательский экономический институт, а в центральном аппарате – отделы по внедрению новых методов планирования. Уже тогда Омаров пророчески прогнозировал, что лет через 20 СССР испытает тяжелые удары затяжного экономического кризиса и наступят смутные времена, несущие опасности развала великой державы. По его мнению, история развития человечества подчиняется общему закону движения по диалектической спирали, и Сталину удалось на короткий срок насильственно выпрямить спираль развития, но это можно лишь на одно историческое мгновенье – на 25–30 лет.

В 1967 году Ильяс Омаров получил неожиданное назначение на пост министра культуры. Заместитель председателя Гос­плана СССР академик Николай Некрасов возмутился: почему талантливого экономиста наз­начили министром культуры? Некрасов даже хотел позвонить руководству республики, но Ильяс Омарович сказал, что он сам «виноват» в своем назначении, поскольку частенько приходил к Кунаеву с предложения­ми по реформе Министерства культуры.

Нет худа без добра. Эти годы оказались счастливыми для развития казахского искусства и литературы: пришло молодое дыхание талантов, без чего невозможно успешное развитие искусства и литературы. На эти же годы приходятся большие творческие поездки казахстанских звезд за рубеж. И в центре всей культурной жизни Казах­стана стоял Ильяс Омаров.

Многие были поражены его поведением на Международной выставке ЭКСПО в Монреале в 1967 году, где он не отказал в интервью ни одному зарубежному журналисту. Выступил на канадском радио, общался с руководителями Общества советско-канадской дружбы, в общем, не чурался тех встреч, которых всячески избегали министры культуры других союзных республик.

Ильясу Омарову прощались многие его поступки и высказывания. Можно предположить, что заслуга в этом была и Димаша Кунаева, и министра культуры СССР Екатерины Фурцевой. Однажды при встрече с Кунаевым Габит Мусрепов поблагодарил его за то, что он не обращает внимания на наветы фанатичных коммунистов, писавших письма в ЦК с жалобами на Омарова. Кунаев ответил, что Ильяс Омарович не совершил ни одного поступка и не сказал ни единого слова, противоречивших морали и нравственности.

А ведь письма приходили нешуточные. В первый же день, когда Ильяс Омаров приступил к работе в Министерстве культуры, в кабинете он повесил не портрет Ленина, привычный в то время, а Жургенова, который не был реабилитирован и продолжал числиться «врагом народа». Опешившим посетителям спокойно пояснял: «Если бы не было этого человека, не было бы и меня на этом посту». Предуп­редила однажды Омарова и Фурцева: полушутливо-полупечально она сказала, что скоро в ЦК КПСС пора будет открыть отдельный «казахский отдел жалобных писем» – так их много.

Пятьдесят лет назад, 19 июля 1970 года, Ильяс Омаров безвременно ушел из жизни – ему не исполнилось и 58. Его проводили в последний путь как выдаю­щегося государственного деятеля. Была создана специальная правительственная комиссия по увековечению памяти Омарова. Но предложение назвать улицы в Алма-Ате и совхоз в Кустанае именем Ильяса Омарова на заседании бюро ЦК не все поддержали, сославшись на его «идеологические проколы». Однако в 1992-м, в год 80-летнего юбилея Ильяса Омарова, в Алматы его именем была наз­вана улица, а в Костанайской области – совхоз. А в 2000 году по предложению Первого Президента Нурсултана Назарбаева
Казахскому театру драмы в Костанае было присвоено имя Ильяса Омарова.

После себя Ильяс Омаров оставил большое творческое наследие, первые шаги к изучению которого предприняты. В год его 100-летия, в 2012-м, вышла в свет книга «Из переписки Ильяса Омарова», куда включена избранная переписка. Самое раннее письмо, опубликованное в сборнике, написано в декабре 1942 года, а последнее обращение к современникам надиктовано Ильясом Омаровичем в больнице 16 июля 1970 года за два дня до его кончины.

География переписки впечатляет, а знакомство с ее содержанием, откровенно сердечным, образным и аналитическим, дает мощный толчок нравственному очищению, порой так необходимому сейчас. Поражает сила духа и ума, нестандарт­ность и простота высокого номенклатурного работника, который не зачерствел душой, не стал «человеком в футляре», а искренне сопереживал и размышлял над духовно-нравственными проблемами общества, помогая людям словом и делом, в чем находил свое главное предназначение.