«Менiң оралуым», или Колыбельная для внучки

– В моей жизни было две ипостаси – кино и языки, – рассказывает доцент Казахской национальной консерватории имени Курмангазы, член Союза кинематографис­тов Казахстана Шолпан Алтайбаева. – 52 года назад я снялась в знаменитом фильме «Ангел в тюбетейке», а всего – в пяти фильмах. И меня, получается, знают больше как актрису, а между тем я – кандидат филологических наук, ученица известного ученого, создателя казахстанской лингвистической школы Моисея Михайловича Копыленко. Похвас­таюсь: я была единственной на своем курсе в Казахском педагогическом институте иностранных языков, кто получил пятерку по введению в языкознание. В кружке по этому предмету была даже старостой, но кино прервало на время эту мою деятельность по вхождению в язык. С 1-го по 3-й курс я успела сняться в четырех фильмах. Шакен Кенжетаевич Айманов собирался снимать меня в фильме «Абай» в главной роли, но не успел…

Когда его не стало, другие режиссеры почему-то не видели во мне актрису, и я реализовалась как ученый-филолог. В 1986 году защитила в Ленинградском государственном университете кандидатскую, получила от ВАК СССР звание доцента, в 1989-м между делом снялась в эпизодической роли в фильме «Клещ». А потом в стране после распада Союза нас­тупила неопределенность, и мой муж (Рамиль Сабиров – кинооператор-документалист киностудии «Казахфильм». – Ред.) остался без работы. Так как ничего другого, кроме камеры, держать в руках он не умел, то мне пришлось взять на себя функции главы семейства и искать другую, более денежную работу.

Это оказалось нетрудно. Все, кто хорошо знал иностранные языки, в те годы неплохо устроились – инофирмы забирали с руками-ногами. Я оказалась в числе таких знатоков – меня охотно взяли в одно казахстанско-французское совместное предприятие. Через 2 года пригласили во французский банк Societe Generale. Я сама открывала его представительство в Алматы, первые 2 года возглавляла его, а последующие 10 лет была заместителем директора.

– Не трудно ли было после работы в банке возвращаться на преподавательскую работу?

– Наоборот: пока работала в банке, все мечтала, что выйду на пенсию, возьму свой доцентский портфельчик и пойду опять преподавать. Я ведь до банка 20 лет работала в инязе на факультете французского языка. Но когда через полгода заслуженного отдыха пришла в консерваторию имени Курмангазы, там срочно, прямо с завтрашнего дня, требовался преподаватель итальянского. Этот язык я знала не так хорошо, как французский, но взялась за дело с удовольствием.

При изучении любого языка огромную роль играет мотивация. Я, например, пока работала в банке, выучила английский, потому что было неудобно перед партнерами – банкирами из Англии, которые вынуждены были говорить на ломаном французском. Что касается итальянского, то с юности увлекалась кино этой страны, бегала на все просмотры и скупала книги об итальянском неореализме. Ради этого языка после школы собиралась даже на романо-германский факультет МГУ. Но папа не пустил меня учиться в Москву, он считал, что у меня нет бойцовских качеств, поэтому в чужом городе мне будет трудно. Пришлось остаться в Алма-Ате.

Юношеская мечта вернулась ко мне через годы, когда я попала в консерваторию. Обучая других, совершенствовала свой итальянский и, будучи членом международной организации «Франкофония», усиленно занималась пропагандой второго по изучаемости языка в мире – французского. Франкофоном я стала не только потому, что учила французский вместе со старшей сестрой Даной у самого лучшего учителя французского языка в Алма-Ате – Юрия Алексеевича Сушкова в СШ № 10. В 1968 году, когда я сдавала летнюю сессию за третий курс, у нас дома раздался звонок. Декан факультета французского языка, оказывается, рекомендовала меня на VI слет молодежи породненных городов, который проходил тем летом в Тунисе. А у меня, кроме экзаменов, не закончились еще съемки в «Ангеле в тюбетейке» – нужно было снять сцену перед гостиницей «Алма-Ата». Но Шакен Кенжетаевич был великодушен. Услышав про фестиваль, прервал их. «Конечно, съезди», – разрешил он. И вот я быстро сдала экзамены, оформила визу в Москве, прошла собеседование в разных партийных органах и полетела вместе с первым секретарем Алматинского горкома комсомола Тельманом Сауранбековым в далекую страну в Северной Африке, бывшую колонию Франции. Мне было поручено прочитать на мини-международном фестивале доклад на французском о молодежи Алма-Аты.

Нас принимал президент Туниса Хабиб Бургиба. С представителем каждой страны он здоровался за руку. Особенно тепло (это было заметно) президент приветствовал делегации из Казахстана и Узбекистана. Через год после этого фестиваля появилась «Франкофония» – международная организация франкоязычных стран. Это движение зародилось в бывших колониях Франции, которые не хотели обрывать культурных связей с ней. Когда я приобщилась к этому движению – популяризации языка, то как лингвист очень скоро поняла, что это были очень правильные инициативы. Вход в любой язык – это всегда открытие нового мира, языки позволяют видеть его более ярко, красочно, прозрачно. Но знанием английского и тогда было уже никого не удивить, а вот французский – это был и есть высокий язык. Если знаешь его, то действительно поднимаешь уровень своей культуры, потому что в любом языке много французских слов из сферы искусства. Театр, партер, публика, аплодисменты, дивертисмент, балетные термины…

– А как Вы стали сподвижницей популяризатора казахского языка Каната Тасибекова? Он ведь Вас называет талисманом своего клуба «Мәміле».

– Я ждала, когда вы меня спросите, а почему это вдруг меня «пробило» на казахский язык и я стала усиленно его пропагандировать? В 2007 году я стала бабушкой. Это событие принесло мне огромную радость, и в то же время я столкнулась с большой проблемой. Своих детей я убаюкивала незамысловатыми песенками на русском языке, но тут решила, что буду петь колыбельные своей внучке, которая родилась через 16 лет после принятия независимости, на казахском. Стала искать – нигде их нет! В то время как раз Ассамблея народа Казахстана переживала свой расцвет, про эту организацию много говорили. Чего только не сделает бабушка ради любимой внучки! Я нашла культурные центры всех народов (у некоторых даже по две организации), но только не казахский центр. Этот парадокс почти сшиб меня с ног. Я подумала: а как же миллионы русскоязычных казахов? Куда им обращаться за помощью на пути к своим истокам? И я выступила в одной из газет Казахстана со статьей «Казахский язык с колыбельной». Как филолог, я понимала, что изучать ана тiлi, родной язык, надо с раннего детства, в данном случае – с казахского детского сада. Иначе получится, как с моим поколением. Не зная родного языка, такие, как я, не решились отдать детей в казахские школы. И вот, решив, что с внучкой все будет по-другому, я описала в статье языковую ситуацию в Казахстане и свое видение решения этой проблемы.

Через несколько лет после этого я увидела в «Меломане» первый том «Ситуативного казахского». Предлагаемую автором методику я не сразу приняла. Мне показалось, что это очередной традиционный учебник. Но, пролистав в следую­щий приход в магазин еще раз, купила его. Стала читать и поняла, что автор «Ситуативного казахского» – молодец! В XXI веке появилась новая наука – лингвокультурология, и он пошел именно по этому очень современному на сегодня пути: не надо начинать изу­чение языка (любого) с грамматических правил и упражнений, надо входить в него через традиции, обычаи, менталитет и этнокультурные особенности народа. С той поры, а это был 2012 год, я стала всячески поддерживать Каната Тасибекова в социальных сетях, потом, когда познакомились поближе, пропагандировать вмес­те с ним движение по популяризации казахского языка.

– А какое влияние на Вас оказал отец Жусуп Алтайбаев, один из первых казахских журналис­тов и профессиональных переводчиков русской классики?

– Это была еще одна мощная мотивация для изучения родного языка. Мне было очень стыдно, что исторический роман «Агыбай-батыр» о сподвижнике Кенесары-хана, написанный нашим отцом, мы, пятеро его детей, не читали в оригинале. Я сделала это, разменяв уже восьмой десяток. По сути, постигала родной язык на основе отцовского романа. Делала это так: выписывала незнакомые слова и искала эквивалент в казахско-русском словаре. Я исписала 3 общие тетради – почти 80% текста. Может, это прозвучит субъективно, но мне отцовский роман, где каж­дое слово дышит патриотизмом, понравился. Отмечу, это была не первая моя книга на казахском. До этого я таким же способом – с карандашом и словарем в руках – прочитала «Күмiс кiтап» Бахыт­жана Бухарбая, тоже одного из энтузиастов по пропаганде казахского языка. В его клуб казахского разговорного языка «Бас қосу», располагавшийся в здании музея национальных инструментов, приходило много интересных людей, среди нас был даже американец. Когда он закрылся из-за финансовых проблем, пришла в клуб «Мәміле». Там я увидела людей, которые состоялись в жизни, многого добились, но также, как и я, упустили самое важное – родной язык. Здесь процесс пошел быстрее. Осознание того, что сам основатель клуба сделал это, перешагнув 50-летний рубеж, и помогало, и подстегивало членов клуба. Меня привлекло еще и то, что Канат оказался, так же как и я, франкофоном, – учился во Франции в докторантуре. Вообще он очень способный к языкам человек. Блес­тяще говорит по-русски, французским овладел раньше, чем казахским, но однажды в нем, как он сам говорит, проснулся извечный казахский «намыс», и он взялся не просто изучать родной язык, но и помогать другим овладевать им. Его дружба в последующем с немцем Герольдом Бельгером, который не говорил страстных речей, зато знал казахский как родной, тоже мощно повлияла на этот процесс – возвращение к родным истокам.

– Можно ли овладеть новым языком людям далеко уже не юным?

– Сложно, но можно. Я сделала это в очень серьезном возрасте, когда уже и память, и реакция не те. Сейчас настолько продвинулась, что некоторые посты в социальных сетях, как и обещала друзьям, пишу на казахском. Один из них я озаглавила «Менiң оралуым» – «Мое возвращение» и поставила иллюстрацию – картину Рембранта «Возвращение блудного сына». Я ведь тоже пос­ле долгих-долгих лет скитаний возвращаюсь к светлому роднику – родной речи моих незабвенных родителей – Жусупа Алтайбаева и Раушан Толыбековой.

– Какой совет Вы дали бы всем как лингвист с большим стажем?

– Скажу, опираясь на свой опыт. Сейчас я в таком возрасте, когда надо ценить каждый миг в жизни на вес золота. Разбрасываться на ненужные дела некогда. Даю вокалистам дистанционные уроки французского и итальянского так, чтобы они понимали, о чем они поют. Ведь почему мы слушаем Магомаева или Хворостовского, когда они поют на языках, я имею в виду – иностранных? Потому что они владели ими. Вообще я бы всем советовала: без знания языка не соваться в другую страну. Зачем туда ехать, если даже не знаешь его зачатков? Чтобы лишить себя общения и быть пос­мешищем? Поэтому – не спите, пожалуйста, дорогие соотечественники, работайте над собой.

А что касается меня, то мне нравится процесс вхождения в родной язык, но, не скрою, этот путь был для меня и продолжает оставаться тернистым. Однажды поддели в Фейсбуке, что неправильно выразилась, сделала грубую ошибку в письме. Я честно призналась оппоненту, что очень-очень в возрасте взялась изучать родной язык. И тот человек понял меня: он извинился, выразил свое восхищение и уважение.