Каждый вздох на счету

– Не думаю, что у нас появился повод пересматривать сложившиеся представления об этой инфекции. Причина вспышки, скорее, имеет социальные корни. Мы поспешно вернулись к обычному режиму жизни и отказались от строгих самоограничений. Ошибка прои­зошла не столько на государственном уровне, сколько в сознании большинства граждан – слишком рано поверили, что с эпидемией покончено, и расслабились.

На мой взгляд, слухи о какой-то особой «казахстанской» форме пневмонии слишком преувеличены. Возможно, такие выводы появляются из неверной трактовки причин заболевания, недостаточно качественной диагностики и в целом всеобщей неразберихи и панических настроений.

Я могу говорить не только как специалист, но и как человек, лично столкнувшийся с этой проблемой – вся моя семья переболела ковидной пневмонией, и сейчас мы проходим реабилитацию. Мое мнение только укрепилось: абсолютному большинству заболевших наше здравоохранение может помочь и помогает. Медики набрались опыта и нащупали достаточно успешную тактику лечения.

– Но Вы не будете отрицать, что ковидная пневмония отличается от других видов и форм этого заболевания?

– Конечно, не буду. Ковидная пневмония – по сути, классичес­кое острое воспалительное заболевание, поражающее органы дыхания, но довольно своеоб­разное. Механизм ее развития состоит не столько из воспаления, сколько из распада структур дыхательной поверхности легочной ткани. Вот почему один из характерных признаков именно ковидной пневмонии – одышка.

На тяжелых стадиях происходит разрушение капиллярных сосудов, там, где совершается газообмен и кислород переходит из легких в кровь. На месте поврежденных капилляров и мембран возникает барьер из микротромбов. Этот процесс может заканчиваться драматичным финалом – накоплением жидкос­ти и отеком легкого.

Такое течение заболевания оказалось новым для науки явлением. Впервые врачи и ученые с чем-то подобным столкнулись при эпидемии SARS 2003 года, тогда это было определено как тяжелый респираторный синд­ром, но до конца не изучено.

Сейчас, пока не установлена полная картина развития заболевания, его сложно даже назвать пневмонией, больше подходит определение «пневмонит», или воспаление сосудистых стенок в альвеолах. Этот термин обычно употребляют для обозначения атипичных пневмоний, которые приводят к распаду тканей и последующему их рубцеванию.

– Теперь о протоколах лечения ковидных инфекции и пневмонии в нашей стране знает едва ли не каждый. И это, наверное, не так хорошо, потому что рож­дает соблазн к самолечению. А уж если с этой болезнью все не так просто, то и терапевтичес­кую тактику должны определять исключительно врачи. Вы согласны?

– Это справедливо в отношении любого другого заболевания. Но в случае с COVID-19 врачи так и не получили возможность наз­начать этиотропное лечение, направленное на причину, то есть против самого вируса. До сих пор нет ни одного препарата, доказавшего свою эффективность, разве что за маленьким исключением – ремдесивира. Это средство изначально разрабатывалось для борьбы с лихорадкой Эбола, позднее неплохо показало себя в борьбе с возбудителями коронавирусной инфекции SARS и MERS. Россияне получили на его основе препарат, но пока о решении проблемы говорить рано.

Поэтому подход, который отрабатывается врачами, называется патогенетическим, способным влиять на механизмы развития заболевания, но не на их первопричину.

Практический опыт позволил включать в лечение тяжелых больных низкие дозы гормонов, в том числе дексаметазона, и антикоагулянты, например, кардиомагнил, клексан, фраксипарин – препараты, разжижающие кровь и предотвращающие возникновение тромбов и распад капилляров. Но для их назначения нужны показания, которые исходят из грамотной диагнос­тики состояния пациента. Ведь у распада тканей свое течение, и нужно понимать, в какой момент и чем воздействовать.

Антибиотики широкого спектра действия, например, включенные в протокол азитромицин и сумамед, тоже не влияют на источник инфекции. Они лишь не дают «выскакивать» старым болячкам, которые могут проявить себя на фоне ослабления иммунитета. Равно также бесполезны противовирусные препараты – они не действуют на коронавирус, поэтому не нужно их скупать упаковками. Проверено, доказано, и других мнений быть не может: это лишняя нагрузка на организм.

Я хочу повториться: даже самых тяжелых пациентов врачи научились спасать. Но, к сожалению, не всех. Есть запущенные случаи, когда процессы становятся неуп­равляемыми и необратимыми. Существуют факторы риска: пожилой возраст, сопутствующие заболевания, ослабленный иммунитет. В таком состоянии организму не всегда удается выдержать атаку вируса.

– С другой стороны, мы же понимаем, что в очередях в аптеки сегодня собираются не только те, кто увлечен самолечением, а, скорее, родные пациентов из стационаров, где необходимых лекарств попросту нет.

– Да, и это придется признать. Стационарная сеть, которая соз­давалась в условиях эпидемии, скажем, в Алматы, очень разнородна. В провизорных больницах не хватает лекарств, затруднена госпитализация. Но все-таки в каждом из задействованных в лечении больных с коронавирусом госпитале есть специалисты, которые могут грамотно ставить диагноз и давать рекомендации, в конце концов, делать внутривенные инъекции и другие медицинские манипуляции. Сложные больные в угрожающих жизни состояниях поступают в специализированные инфекционные клиники, уровень подготовленности которых намного выше.

Но я хотел бы ответить на множество сомнительных «консультаций» в социальных сетях. Во-первых, опровергну критику в отношении простого способа улучшить оксигенацию – насыщение крови кислородом путем переворачивания пациентов со спины на живот. Это один из самых простых и эффективных методов в критичес­ких случаях. Так же как массаж и дыхательная гимнастика – несложные приемы, но они значительно повышают выживаемость.

А вот использование ИВЛ – не панацея. Аппарат искусственной вентиляции легких умес­тен только при самых крайних обстоятельствах. Большинство симптомов можно снять другими методами. И вообще, дефицит этой техники слишком преувеличен. В больницах есть концентраторы кислорода, в конце концов, кислородные подушки. И этого пока вполне достаточно.

Также в достатке, по крайней мере в алматинский больничной сети, другая диагностическая техника, в том числе пульсокси­метры – аппараты для регистрации важнейшего критерия: насыщенности крови кислородом. Сейчас есть возможность купить его и для использования в домашних условиях.

В специализированных клиниках используется весь набор необходимых лабораторных методов обследования, и анализы делаются быст­ро и качественно. В провизорных стационарах дело с этим обстоит гораздо хуже – могут ограничиться одним-двумя самыми важными показателями. Откровенно скажу, там и с диагностикой плохо, и с медикаментозным обеспечением совсем не важно. Нужно это немедленно налаживать.

– И Вы согласитесь, такое положение вещей очень беспокоит. Люди боятся попасть в больницу, но также боятся остаться один на один с этой «странной» болезнью. Скажите, она действительно так опасна своей скоротечностью?

– Скорость развития инфекции зависит в первую очередь от сос­тояния иммунитета. У кого он совсем слабый, болезнь протекает сложно. Поэтому, когда врачи неус­танно повторяют: заботьтесь о своем здоровье, занимайтесь физкультурой, откажитесь от вредных привычек – это не пустые слова. Коронавирус показывает пример, как можно умереть не от курения или лишнего веса, а от того, что они сделали с человеком.

А бояться не нужно. Для амбулаторного лечения бессимп­томных или больных с легкой формой есть свои протоколы лечения. От себя дам совет: принимать витамин С и больше пить жидкости. Добавлю еще вот что: не нужно сбивать температуру, если она держится ниже 38 градусов. Организм, у которого иммунитет в относительной норме, так настраивается противос­тоять патогену. Самому вирусу все равно, какая у вас температура, он и 40 градусов спокойно выдержит. Но для заболевшего это показатель готовности иммунной системы к ответной реакции. Надо сказать, что лихорадка при коронавирусе может продолжаться до двух недель.

– Тогда посоветуйте, что делать при подозрениях на заражение.

– Очень внимательно прислушиваться к своему организму. Не стоит стремиться попасть в больницу, для большей части больных достаточно медицинского сопровождения на дому. Что касается ПЦР-диагностики, то я не считаю обязательным сдавать этот анализ при первых же симптомах, но он желателен для последующего наблюдения за больным.

Надо ли проходить компьютерную томографию? Тоже ответ неоднозначный. Определить заболевание с помощью КТ и рент­генограммы удается только на стадиях, когда оно достигает воспалительного процесса, фактически переходит в пневмонию, и можно установить, насколько поражена легочная ткань. КТ важна как для определения объе­ма поражения, так и для отслеживания дальнейшей динамики процесса. Но на этом этапе, конечно же, требуется более серьезное медицинское вмешательство.

Чтобы вовремя распознать заражение, следите за симптомами. Они характерные и узнаваемые: боль и першение в горле, ломота, потеря обоняния и вкусовых ощущений, долго не спадающая температура. И если повышенная температура держится более 7 дней и к тому же нарастает одышка, нужно обращаться в скорую.

Еще один важный момент. Коварство вируса заключается в том, что он очень токсичен и может поражать большинство органов и систем. Поэтому требуется тщательное наблюдение переболевших COVID-19 после выписки на поликлиническом уровне.

– Понятно, что медперсонал в наших больницах работает на исходе сил, тем не менее не всем понравилась идея пригласить на помощь российских специалистов. Сужу об этом по дис­куссии в соцсетях, где подчас активно педалируется тема национальной гордости. Вы как к этому относитесь?

– Вы меня, конечно, извините, но я бы посоветовал таким патриотам отправить эту самую гордость в одно известное место. Наши коллеги из России привезли бесценный опыт, знания, практические наработки. Боюсь, я не смогу объяснить, как много важных деталей, нюансов и наблюдений имеют значение в лечебной прак­тике и в целом в управлении эпидситуацией. А они готовы ими делиться, и, поверьте, у этих ребят есть чему поучиться.

Я не скрываю своего восхищения компетентностью российских эпидемиологов. Послушайте интервью главного санитарного врача России Анны Поповой. Это же глыба, она не просто блестящий специалист-ученый, но в высшей степени образованный, интеллектуальный человек. В ее арсенале глубокий анализ положения дел в стране, четкие оценки тенденций развития эпидпроцесса, а еще и солидный бэкграунд. Прошла все ступени эпидслужбы – от простого врача до главы ведомства. Кроме Чехова между делом и к месту цитирует Булгакова, Левитанского. Что скажешь, профессионал, глубокий человек с широким кругозором. Думаю, эпидслужба России в надежных руках.

Но даже не это главное. У наших соседей успешно действует несколько ведущих школ эпидемиологии мирового уровня. Они развиваются, сотрудничают, обмениваются знаниям. Про нас скажу только одно – в Казахстане нет ни одной похожей научной школы, мы все потеряли за чередой бесконечного реформирования и бессмыс­ленной приватизации научно-исследовательских институтов, образовательных учреждений. В результате имеем то, что имеем.

При этом в нашей стране немало очень хороших специалистов и в практической области, и в науке, они многое умеют, многое знают, но, к сожалению, не все и не везде. Поэтому нужно учиться без стеснения, амбиций и ложной гордости. Нам предстоит многое менять: подтягивать науку, образование, готовить профессионалов современного уровня, вырабатывать планы и стратегии, да и просто учиться быть обществом, а не коллективом случайных людей.

Знаете, когда сам проходишь через эту болезнь и на себе испытываешь, что означает выражение «каждый вздох на счету», понимаешь простые, по сути, вещи – ценность семейных уз, дружес­кого участия, поддержки чужих тебе людей. Нам важно выйти из всего этого, не потеряв человеческого лица. В остальном – что не получилось и почему – будем разбираться чуть позже.