С Антониной Антоновной мы дружили лет 30. Не меньше. Я была начинающим корреспондентом. Она – корректором экстра-класса. Сблизила нас поэзия. Позже – жизненные принципы. Общались, ходили друг к другу в гости. И не могли наговориться. А потом она уехала в другую страну.
– Будешь в Москве, обязательно приезжай в Обнинск, – просила она, – это совсем рядом. Я тебе уже месяц пишу письмо. И никак не поставлю точку…
Точку поставила ее болезнь. А я продолжаю общаться с ней. Теперь уже мысленно. Антонина Антоновна умела восхищаться людьми. Без зависти, без малейшего намека на нее. Просто восхищаться – чужими способностями, талантом. И это подкупало. Она вообще никому не жаловалась. Никогда и никому. Предпочитала улыбаться. Даже если было «не очень»...
У нас с ней было много планов. Собирались поговорить – еще и еще. Теперь не успеть, не спросить. И точки не поставить. Ее мир был целостен и ярок. Она не могла терпеть поверхностности, но никогда при этом не показывала собственной глубины и мудрости. Ее нельзя было не уважать и трудно не любить.
В зеркале памяти я вижу не только ее отражение, но и своей бабушки, которая до сих пор остается моим жизненным университетом. Она всегда рядом, когда я начинаю печь куличи. Бабушка это делала божественно! Волшебный запах моментально наполнял дом до самого дальнего уголка. Сразу становилось тепло и весело. Во всем жило ощущение праздника. И так хотелось хоть малюсенький кусочек отщипнуть от ароматного куличика, но бабушка, улыбаясь, грозила: «Не вздумай даже!» Очень-очень хотелось запустить ладошку под нарядное полотенце, но бабушка была неумолима. И даже папа с мамой не могли ничем помочь – им тоже строго-настрого не позволялось «кусочничать».
– Потерпите чуть-чуть, – просила бабушка, – праздник совсем скоро! И все прекращали свои вылазки. И ждали послушно, в обнимку с терпением.
А потом наступал праздник. И все делили необыкновенные куличи. И уплетали вкуснющую сдобу – кошмар нынешних гламурных диетологов, не забыв схлестнуться разноцветными яйцами. Острым концом бить надежнее, хотя не очень честно. И бабушка очень радовалась, что всем так вкусно и хорошо. Все мы знали, что у нее свой особенный рецепт куличей. Волшебный.
Мне всегда казалось, что есть еще какой-то рецепт, специальный. Для счастья. Позже подтвердилось. Есть! Всего-то и надо: смешать в равных пропорциях любовь и заботу. Умение простить и помочь. При любых обстоятельствах. Несмотря ни на что. Приправить сдобу добрыми шутками, хорошими воспоминаниями и любовью ко всем окружающим. Дари всем радость. Вот тебе и счастье. И можно жить. А еще в комнате бабушки стояла прекрасная роза, которая ежегодно зацветала к Светлому дню. Возле окна был невысокий столик. На нем – бусинки, нитки, лупа. С особым настроением она делала в подарок пасхальные яйца. Бисер превращался то в солнышко, то в красивые цветы, то вспыхивал золотыми буквами ХВ.
Иногда я думаю, какой бы она была сейчас. Уставшей, понурой? Это не про нее. Навязчиво поучающей – подавно. Располневшей брюзгой, неуправляемой скандалисткой – нет. Перебираю мысленно образы один за другим, а потом вдруг, как всплывающие окна рекламы – воспоминания. Картинки мелькают, будто ток проносится по спутанным в клубок проводам – направо, налево, вперед, назад.
Почему же трудно бывает сказать иногда близким людям добрые слова? Само нутро будто противится. Потом-потом-потом. Завтра все исправишь, завтра скажешь. Нет того желанного равновесия, о котором мы почти ничего не знаем. Вне суеты, обид, ссор и проблем, даже благополучия – кажущегося или реального. Вне повседневности.
Легко говорить о жизни вообще, легко рассуждать, еще проще – болтать о пустяках. Трудно говорить о важном. Если сам себя не обманываешь, и слова имеют значение. Если это не пустой треп, тогда они тяжеловесные. Трудно сказать, но еще труднее – не сказать. Когда другие слова рвутся наружу, чтобы обидеть, ужалить, сделать больно, унизить – даже не со зла, вслед за эмоциями.
Когда мы вместе, нам весело и грустно, тревожно и спокойно, обидно и радостно. По-всякому. Врозь – пустота. Высший пилотаж – оценить то, что есть. Вовремя. И сказать слова. Вовремя. Нет, прокричать! Чтобы все слышали. Чтобы не упустить обманчивое время. Потому что «потом» может не быть. Никогда.
Все колонки автора