Наш современник Курмангазы
5324
Юрий ДОРОХОВСКИЙ
Мы, современные люди, и сами до конца не понимаем, насколько он и другие великие исподволь, будучи рядом с нами, помогают Казахстану выйти на те позиции, которые страна начинает занимать в мире. Музыка Курмангазы, всесторонне отражая нашу жизнь, проникает не только в души тех, кто казах по паспорту, но и всех других народов, живущих в нашем государстве.
В молодости я работал в оркестре Казахского театра драмы им. М. Ауэзова, где имел немало бесед с самыми видными деятелями отечественного искусства. И они много мне дали в плане того, чтобы я, не замыкаясь на голом профессионализме, искал драматургию в исполняемой музыке. А кюи Курмангазы это и есть музыка, вытекающая из ярчайшей драматургии. Казахский кюй вообще отличается тем, что это не просто произведение прикладного значения. Мы и употребляем в отношении этой музыки слово "народная", но в том-то и весь смысл, что все великие кюйши – Курмангазы, Даулеткерей, Таттимбет, Сугир, Ыхлас – были композиторами-самородками из народа.
Казахи совсем не случайно славятся своим состраданием. Это, я твердо убежден, сложилось не только из-за уклада жизни, когда кочевник, натосковавшись за долгую зиму по общению, любого гостя встречал как самого родного человека. Дело в том, что испокон веков в степи находились люди, оказывавшие громадное влияние на духовность народа. С древнейших времен, собираясь вместе, степняки слушали кюйши, которые играли не легкую развлекательную музыку, а программные сочинения, посвященные крупным событиям или выдающейся личности.
Хорошую песенную и танцевальную мелодию можно услышать у многих народов, но почему появление концерта "Курмангазы – Вивальди" стало возможным именно в Казахстане? Потому что и Вивальди, и Курмангазы – образцы программного симфонизма в классической музыке, а домбра – инструмент с двумя лишь струнами, которым почти каждый казах владеет с раннего детства – обладает колоссальными возможностями.
Но вернемся к кюям "Курмангазы", так ярко отразившим душу народа. Так, кюй "Адай", воспевающий мужество и героизм народа, стал одним из тех произведений, которые укрепляли дух уходивших на фронт солдат. Или абсолютно полярное, но тоже "моторное", подвижное произведение – блестящее скерцо "Сарыарка". С одной стороны – в нем жанровые зарисовки картин природы, а с другой – яркий, эмоциональный и открытый характер народа.
Кюй "Акбай" – это симфоническая поэма, где трагическая судьба одного человека приобретает вселенский размах. Или возьмем кюй "Машина". Одни утверждают, что Курмангазы предвидел урбанизацию, другие приписывают появление кюя потрясению, испытанному им от первой встречи с паровой машиной. А мне кажется, этот кюй показывает изменение темпоритма жизни, и музыкант в силу своей гениальности почувствовал это.
Бог, даруя свою искру, не смотрит на национальность музыканта. Сила мировых классиков в том и состоит, что их музыка не требует перевода. А произведения Курмангазы стоят в одном ряду с Бетховеном и Чайковским. Зарубежные слушатели совершенно ясно и точно чувствуют их грандиозный масштаб. Но чтобы произвести именно такое впечатление, нужен фундаментальный подход к произведению, с которым работаешь. В музыкальном мире считается, что знать и уметь – это разные вещи. То есть можно много чего знать, но не уметь претворить это в конкретном деле. Что касается профессиональной работы с оркестром, то здесь очень важно не просто чисто и красиво сыграть, а сделать так, чтобы основной тематический материал не заслонил, в частности, аккомпанемент, чтобы были динамическое равновесие, фразировка, потому что даже те технические средства, которые где-то можно пропустить, иногда могут полностью исказить произведение.
Яркий пример тому – кюй "Машина". В европейской музыке многие композиторы только к концу XIX – началу XX века стали применять метроритмические схемы, но Курмангазы использовал их гораздо раньше: в "Машине" как раз и присутствуют сложнейшие метроритмы. Однако когда я первый раз в качестве дирижера взял в руки ноты кюя, то увидел выхолощенное до неузнаваемости произведение. Если бы я не был знаком с великолепными изложениями "Машины" для оркестра имени Курмангазы другими мастерами, не поверил бы, что это творение гения.
Впервые переложение кюев Курмангазы и других авторов для казахских народных оркестров сделал академик Ахмет Жубанов. Следом за ним другой выдающийся мастер, народный артист республики, профессор Алдаберген Мурзабеков издал несколько основательных фундаментальных сборников для казахского народного оркестра. И вот когда я, восхищенный метроритмом "Машины", пошел за нотами в библиотеку, мне дали то, что было уже сыграно оркестром имени Курмангазы. Оказывается, дирижер, имя которого я называть не буду, взяв то, что написано у Курмангазы, и то, что Мурзабеков внес в партитуру в виде переложения для народного оркестра, сложные места повычеркивал и оставил всего один основной метр и – чудесный кюй превратился в заурядную пьесу. Ну что здесь можно сказать? Разве что вспомнить слова Максима Горького. Когда искусство фотографии еще только начинало завоевывать свои позиции, у него спросили, чем является фотография – искусством или ремеслом? В ответ прозвучало: любое ремесло можно возвысить до искусства и любое искусство низвести до плохого ремесла. Здесь то же самое: когда автор попадает в руки исполнителя, то очень важно разобраться с произведением настолько добросовестно, насколько это возможно. Но это означает не просто чистку текста, чтобы все звучало в унисон, а надо сделать так, чтобы заложенная в произведении драматургия приобрела конкретно выраженную профессиональную основу. Если этого не сделать, не прозвучат даже великие музыканты. Я смею надеяться, что хоть немножечко приблизился к масштабу Курмангазы, исполнив перед этим серьезнейшую мировую классику – произведения Баха, Моцарта, Верди и Чайковского.
Нотные записи произведений Курмангазы появились уже при советской власти благодаря Дине Нурпеисовой, сохранившей в памяти все кюи своего великого учителя. "Не может этого быть!" – скажет далекий от музыки человек. Нет, может! Бетховен, например, написав партитуру к своим фортепианным концертам, сольные партии к некоторым из них не записывал. Так, например, Третий свой концерт он сыграл по памяти, и только позже опубликовал его полностью. В концертах Паганини оркестровая партитура тоже была без сольной партии скрипки. Понятно, что никто, как он, и не сыграл бы, но у него, как и у любого гения, было много недоброжелателей, и Паганини опасался козней в виде воровства. А в казахской традиции устное запоминание развито до такой степени, что все детали воспроизводятся до мельчайших подробностей.
Творчество Курмангазы как автора инструментальных произведений в основном программного характера стало одним из основополагающих столпов в формировании народного и профессионального искусства, хотя истоки казахской народной музыки уходят в древние времена – XI век и ранее. Его музыка звучит всегда и всюду – в исполнении домбры, ансамбля, народных и симфонических оркестров, в музыкальных заставках радио- и телепередач. Она нужна нам. И мы ее перестали замечать почти так же, как воздух, которым дышим, но она влияет на умы и настроения всех казахстанцев.
В молодости я работал в оркестре Казахского театра драмы им. М. Ауэзова, где имел немало бесед с самыми видными деятелями отечественного искусства. И они много мне дали в плане того, чтобы я, не замыкаясь на голом профессионализме, искал драматургию в исполняемой музыке. А кюи Курмангазы это и есть музыка, вытекающая из ярчайшей драматургии. Казахский кюй вообще отличается тем, что это не просто произведение прикладного значения. Мы и употребляем в отношении этой музыки слово "народная", но в том-то и весь смысл, что все великие кюйши – Курмангазы, Даулеткерей, Таттимбет, Сугир, Ыхлас – были композиторами-самородками из народа.
Казахи совсем не случайно славятся своим состраданием. Это, я твердо убежден, сложилось не только из-за уклада жизни, когда кочевник, натосковавшись за долгую зиму по общению, любого гостя встречал как самого родного человека. Дело в том, что испокон веков в степи находились люди, оказывавшие громадное влияние на духовность народа. С древнейших времен, собираясь вместе, степняки слушали кюйши, которые играли не легкую развлекательную музыку, а программные сочинения, посвященные крупным событиям или выдающейся личности.
Хорошую песенную и танцевальную мелодию можно услышать у многих народов, но почему появление концерта "Курмангазы – Вивальди" стало возможным именно в Казахстане? Потому что и Вивальди, и Курмангазы – образцы программного симфонизма в классической музыке, а домбра – инструмент с двумя лишь струнами, которым почти каждый казах владеет с раннего детства – обладает колоссальными возможностями.
Но вернемся к кюям "Курмангазы", так ярко отразившим душу народа. Так, кюй "Адай", воспевающий мужество и героизм народа, стал одним из тех произведений, которые укрепляли дух уходивших на фронт солдат. Или абсолютно полярное, но тоже "моторное", подвижное произведение – блестящее скерцо "Сарыарка". С одной стороны – в нем жанровые зарисовки картин природы, а с другой – яркий, эмоциональный и открытый характер народа.
Кюй "Акбай" – это симфоническая поэма, где трагическая судьба одного человека приобретает вселенский размах. Или возьмем кюй "Машина". Одни утверждают, что Курмангазы предвидел урбанизацию, другие приписывают появление кюя потрясению, испытанному им от первой встречи с паровой машиной. А мне кажется, этот кюй показывает изменение темпоритма жизни, и музыкант в силу своей гениальности почувствовал это.
Бог, даруя свою искру, не смотрит на национальность музыканта. Сила мировых классиков в том и состоит, что их музыка не требует перевода. А произведения Курмангазы стоят в одном ряду с Бетховеном и Чайковским. Зарубежные слушатели совершенно ясно и точно чувствуют их грандиозный масштаб. Но чтобы произвести именно такое впечатление, нужен фундаментальный подход к произведению, с которым работаешь. В музыкальном мире считается, что знать и уметь – это разные вещи. То есть можно много чего знать, но не уметь претворить это в конкретном деле. Что касается профессиональной работы с оркестром, то здесь очень важно не просто чисто и красиво сыграть, а сделать так, чтобы основной тематический материал не заслонил, в частности, аккомпанемент, чтобы были динамическое равновесие, фразировка, потому что даже те технические средства, которые где-то можно пропустить, иногда могут полностью исказить произведение.
Яркий пример тому – кюй "Машина". В европейской музыке многие композиторы только к концу XIX – началу XX века стали применять метроритмические схемы, но Курмангазы использовал их гораздо раньше: в "Машине" как раз и присутствуют сложнейшие метроритмы. Однако когда я первый раз в качестве дирижера взял в руки ноты кюя, то увидел выхолощенное до неузнаваемости произведение. Если бы я не был знаком с великолепными изложениями "Машины" для оркестра имени Курмангазы другими мастерами, не поверил бы, что это творение гения.
Впервые переложение кюев Курмангазы и других авторов для казахских народных оркестров сделал академик Ахмет Жубанов. Следом за ним другой выдающийся мастер, народный артист республики, профессор Алдаберген Мурзабеков издал несколько основательных фундаментальных сборников для казахского народного оркестра. И вот когда я, восхищенный метроритмом "Машины", пошел за нотами в библиотеку, мне дали то, что было уже сыграно оркестром имени Курмангазы. Оказывается, дирижер, имя которого я называть не буду, взяв то, что написано у Курмангазы, и то, что Мурзабеков внес в партитуру в виде переложения для народного оркестра, сложные места повычеркивал и оставил всего один основной метр и – чудесный кюй превратился в заурядную пьесу. Ну что здесь можно сказать? Разве что вспомнить слова Максима Горького. Когда искусство фотографии еще только начинало завоевывать свои позиции, у него спросили, чем является фотография – искусством или ремеслом? В ответ прозвучало: любое ремесло можно возвысить до искусства и любое искусство низвести до плохого ремесла. Здесь то же самое: когда автор попадает в руки исполнителя, то очень важно разобраться с произведением настолько добросовестно, насколько это возможно. Но это означает не просто чистку текста, чтобы все звучало в унисон, а надо сделать так, чтобы заложенная в произведении драматургия приобрела конкретно выраженную профессиональную основу. Если этого не сделать, не прозвучат даже великие музыканты. Я смею надеяться, что хоть немножечко приблизился к масштабу Курмангазы, исполнив перед этим серьезнейшую мировую классику – произведения Баха, Моцарта, Верди и Чайковского.
Нотные записи произведений Курмангазы появились уже при советской власти благодаря Дине Нурпеисовой, сохранившей в памяти все кюи своего великого учителя. "Не может этого быть!" – скажет далекий от музыки человек. Нет, может! Бетховен, например, написав партитуру к своим фортепианным концертам, сольные партии к некоторым из них не записывал. Так, например, Третий свой концерт он сыграл по памяти, и только позже опубликовал его полностью. В концертах Паганини оркестровая партитура тоже была без сольной партии скрипки. Понятно, что никто, как он, и не сыграл бы, но у него, как и у любого гения, было много недоброжелателей, и Паганини опасался козней в виде воровства. А в казахской традиции устное запоминание развито до такой степени, что все детали воспроизводятся до мельчайших подробностей.
Творчество Курмангазы как автора инструментальных произведений в основном программного характера стало одним из основополагающих столпов в формировании народного и профессионального искусства, хотя истоки казахской народной музыки уходят в древние времена – XI век и ранее. Его музыка звучит всегда и всюду – в исполнении домбры, ансамбля, народных и симфонических оркестров, в музыкальных заставках радио- и телепередач. Она нужна нам. И мы ее перестали замечать почти так же, как воздух, которым дышим, но она влияет на умы и настроения всех казахстанцев.
